Приехав в город, под вечер, он задержался на вокзале и позвонил. Из будки у четвертой платформы.

– Алло, Генри на проводе.

Было слышно, что он где-то на улице: рядом шумели машины.

– Алло?

– И я тоже на проводе.

– Клэй?

Голос пришел, упругий, быстрый, будто сжав трубку, Генри вытолкнул его.

– Ты дома?

– Пока нет. Вечером.

– А когда? Во сколько?

– Не знаю. Часов в семь. Может, позже.

Это давало ему еще несколько часов запаса.

– Эй, Клэй?

Он молчал.

– Удачи, ладно?

– Спасибо. До скорого.

Ему захотелось обратно в эвкалипты.

Сначала он подумывал всю дорогу пройти пешком, но все же сел в электричку, потом в автобус. На Посейдон-роуд он сошел на остановку раньше, а в городе уже наступил вечер.

Не осталось ничего, кроме пелены облаков. Медноватых, темных.

Он зашагал и остановился, навалился на воздух, словно рассчитывая, что тот прикончит его, но нет, – и быстрее, чем надеялся, он уже стоял у поворота на Арчер-стрит.

Гора с плеч – он это, наконец, исполнил.

И ужас – от того, что он здесь.

Во всех домах горели окна, люди были дома.

Будто почуяв предстоящий спектакль, откуда ни возьмись слетелись голуби и расселись на проводах. Они устроились на телеантеннах, и, боже упаси, на деревьях. Прилетела еще и ворона, пухлая, с сальными перьями: будто голубь, для маскировки одевшийся в пальто.

Но не сумевший никого провести.

* * *

И к нашему дому, одному из немногих без изгороди и калитки, только с лужайкой – она была причесанной, свежепостриженной.

Крыльцо, крыша, сполохи от моего очередного фильма.

Странно, машины Генри на месте не оказалось, но Клэя ничто не могло отвлечь. Он медленно шел к дому, и вот:

– Мэтью.

Сначала он просто сказал это, будто старался казаться спокойным и невозмутимым.

Мэтью.

Только имя.

И все.

Почти вполголоса.

Дальше еще несколько шагов, почувствовал войлок травы под ногами, и теперь посреди лужайки, стоя перед входом, он ждал, что я выйду – но я не вышел. Он должен был закричать или стоять и ждать, и он выбрал первый способ. Его голос был совсем не-его, когда он завопил: «МЭТЬЮ!», ставя на траву сумку с книгами внутри – своим чтением.

В следующую секунду он услышал движение, потом взлаяла Рози.

На крыльце я появился первым.

Я стоял на крыльце, одетый почти точно как и он, только на мне футболка была темно-синяя, а на нем – белая. Те же вытертые джинсы. Те же кеды на тонкой подошве. Я смотрел «Человека дождя», посмотрел на три четверти.

Клэй – было дьявольски здорово его увидеть… но нет.

Плечи у меня опустились, но едва заметно: нельзя было выдать, как не хочется это делать.

Нужно было показать уверенность и волю.

– Клэй.

Я взял тон из давно минувшего утра.

Убийца в его кармане.

Даже когда выскочили Рори и Томми, я остановил их почти благодушно. Они было заспорили, я поднял ладонь.

– Стоп.

Они замерли, и Рори сказал несколько слов, чтобы Клэй не слышал:

– Полегче, а то впрягусь, понял?

Не шепотом ли это все?

Или сказал в полный голос, а Клэй просто не услышал из-за шума в ушах?

Я на мгновение прикрыл глаза, потом двинулся с крыльца и вправо: не знаю, как у других братьев, а у нас не будет никаких маневров. Тут был не бокс, как у Клэя с Убийцей, – тут был я; я направился к нему почти бегом, и он очень быстро оказался на земле.

Нет, он дрался, конечно, дрался по-настоящему, и он целил и бил, и падал – потому что не было для этого грамматики, не было в этом никакой красоты. Он мог тренироваться и маяться, сколько хотел, но это была не тренировка по методу Клэя, а жизнь по моему способу, а я-то нашел его сразу; в голове у меня не было иных слов, кроме этих.

Он нас убил.

Он прикончил нас, Клэй, разве не помнишь?

У нас никого не осталось.

Он нас бросил.

То, чем мы были, умерло…

Но только эти мысли не были в ту минуту мыслями, они превратились в шквал ударов, и каждый из них – в полную силу.

Ты не помнишь?

Не видишь?

И Клэй.

Улыбака.

Вспоминая ту драку сейчас, после того как он мне все рассказал, ясно вижу его мысли.

Ты не все знаешь, Мэтью.

Ты не знаешь.

Надо было сказать тебе…

Про сушильный столб.

Про прищепки…

Но он не мог ничего сказать, первый раз он даже не понял, что упал, притом крепко приложился: даже продрал рытвину, шрам в газоне – и мир рассыпался на осколки. Вдруг он понял, что идет дождь, но, правду сказать, это была кровь. Кровь, боль, вставание с земли и падения, пока Рори не крикнул, что хватит.

И я – грудь раздувается, требуя воздуха.

И Клэй в траве, сжавшийся в комок, потом перевернулся лицом к небу. Сколько там на самом деле было небес? То, на которое он смотрел, рвалось на куски, и одновременно появлялись птицы. Голуби. И ворона. Стаей ворвались к нему в легкие. Бумажный шелест хлопающих крыльев, проворных и великолепных одновременно.

Следующим, кого он увидел, была девушка.

Она не сказала ни слова. Ни мне, ни ему.

Присела рядом, взяла его руку.

Вряд ли уместно было, чтобы она сказала «С возвращением», но вообще-то – к нашей оторопи – первым заговорил Клэй.

Я стоял в нескольких метрах слева.

Кулаки дрожат, заляпаны кровью.

Загнанно дышу, стараюсь успокоиться.

Плечи и локти мокры от пота.

Рори и Томми замерли невдалеке, а Клэй поднял взгляд на девушку.

Густо-зеленые глаза. С улыбкой он неспешно проговорил:

– Война Роз?

На его глазах лицо Кэри из мучительной тревоги выплыло в улыбку, долгую и полную надежды, как лошади, выходящие из поворота.

– Он цел?

– Должен быть.

– Дай мне полминуты, сейчас мы его занесем в дом.

Ему сложно было этот короткий разговор расслышать, но он понял, что это мы с Кэри, и тут же рядом оказались остальные. Рози лизала его в лицо.